Однажды вечером нас пригласили на какой-то прием, устроенный в честь уже не помню какого члена, и я прихватила с собой фотоаппарат. Получив разрешение снимать, обязательное в таких случаях, я целый вечер щелкала разные разности. В объектив все время лезло надоедливое бледное лицо одного официанта с длинными прямыми волосами цвета черного агата и большими зелеными глазами, он без конца просил прощения, но так и норовил испортить все мои труды. Sorry здесь, и sorry там. Мой английский был жутким, впрочем, и сейчас я не блистаю. Он же владел языком в совершенстве, но говорил с невыносимым акцентом – сразу видно, что в Нью-Йорке не так давно. Я попыталась заговорить с ним по-испански – ни в какую. Вскоре он куда-то пропал, а я продолжала снимать всех этих булимиков, анорексиков,[40]панков и наркоманов. Прошло, наверное, около часа, и появился Лусио в сопровождении самого Андро, который, как говорится, попал с корабля на бал – он только что прилетел с карнавала в Венеции и источал запах сонного дыхания античности. Стоит, однако, отметить, с какой банальностью ныне выбирают маршруты для своих путешествий.

Андро нравится наблюдать меня влюбленной в официантов и полицейских. Мы с ним не сходимся по части плотских развлечений и забав: ему необходимо получить сразу все, что он желает, без всяких оговорок, я же получаю удовольствие, лишь растягивая его во времени. Возможно, поэтому я никогда не испытывала оргазм, я фригидна. Мое наслаждение питается главным образом тем, что предваряет постель, но тут в общем-то все и заканчивается.

– Он и официант, и француз, – прошептал мне Андро, сдерживая смешок и прикидывая возможность превратить этого молодого парня в моего любовника.

Молодой человек, пахнущий «Ветивер 1874» с легкой примесью лука, спросил, не сестра ли я Лусио и Андро. Последний не смог скрыть своей радости и оставил нас наедине – тем же утром он отправлялся в Берлин. Без сомнения, я приглянулась этому бармену из Монпелье.[41]Он тут же рассказал мне, что днем работает поваром в «Присцилле Деликатессен», ресторане, находившемся тогда на пересечении улицы Джейн и Шестой авеню, или Авениды Америк; его уже нет, на его месте открылась первоклассная кондитерская, а по вечерам парень подряжался обслуживать всякие торжества. Я закончила перематывать пленки, гости разбрелись кто куда. Мы с официантом затерялись в задней части дома и вылезли через окно в раннее утро, пахнущее, непонятно почему, жженым жасмином. Мы спрятались на внешней лестнице здания, точно такой, как в фильме «Красотка»,[42]по ней поднимается Ричард Гир, чтобы вырвать Джулию Робертс из лап дурных пристрастий, скажем прямо – проституции; вот на такой служебной лестнице, которые имеются в Нью-Йорке, наверно, у каждого дома, мы и устроились. Мы всего-навсего прижались друг к дружке, потому что тогда я ужасно боялась заразиться в Нью-Йорке СПИДом – последствие идеологической пропаганды и статьи в газете «Гранма», где говорилось о первом случае заболевания СПИДом на Кубе: один театральный художник подхватил эту заразу ни где бы то ни было, а именно в Нью-Йорке, мне вбили в голову, что самый заразный и самый опасный СПИД как раз в этом городе. Парень проводил меня до отеля «Холидей Инн», ныне это «Дэйз Инн», совсем рядом с Таймс-Сквер, на Восьмой авеню между Сорок Восьмой и Сорок Девятой улицами, в Вест-Сайде, короче говоря, в самом сердце Бродвея. Писатель Рейнальдо Аренас[43]жил на Сорок Третьей улице, между Восьмой и Девятой авеню, но об этом я узнала позже, когда прочитала его воспоминания. За несколько кварталов до отеля мы покурили марихуаны напротив «Синеплекс Одеон Энкор Уорлдвайд Синема», или иначе, кинотеатра повторного фильма «Одеон», повторного – потому что там идут фильмы, премьеры которых прошли уже давно, и мировое кино здесь можно увидеть за три доллара вместо восьми – столько стоит посмотреть фильм в кинотеатрах в Вест Сайде на Пятидесятой улице между Восьмой и Девятой авеню. На улице было темно, и меня трясло от страха, как героев детективного фильма, это место называлось Адская кухня. Нельзя было придумать для него имени более подходящего. Сидя на лестнице одного из тех зданий, которые часто мелькают в фильмах про Нью-Йорк, мы в невинном порыве потянулись друг к другу, но едва наши губы соприкоснулись в непорочном поцелуе, на наши романтические головы спланировал таракан. Мы смеялись до колик: летающий таракан в утренний час в самом центре Манхэттена! Я не могла в это поверить. Меня смешило абсолютно все: я могла рассмеяться даже от вида растоптанной на тротуаре жевательной резинки. Всю дорогу до отеля мы корчились от смеха, одурманенные травкой.

На пороге гостиницы мы даже не сказали друг другу «чао». Я оставила его стоять в дверях, которые автоматически закрывались и открывались, производя совсем не нужный в такой час шум. Убрав в сумочку карточку гостя, я вошла в лифт. Помню, что плюхнулась на кровать и отключилась мгновенно, провалившись в сон, похожий на телевизионную передачу. Той ночью меня не смогли разбудить ни сирены «скорой помощи», ни вой полиции, ни прущие из канализации запахи, ни неоновые огни ближайших клубов. Я ожила только часам к двенадцати дня. Красная лампочка на телефоне мигала – значит, включался автоответчик. Я взяла трубку и нажала кнопку.

– Je t'aime. C'est Paul.[44]

Поразительно, с какой легкостью и непринужденностью эти французы заявляют о своей любви. На автоответчике было еще одно послание, на английском.

– Мисс Роч. Сегодня утром я получил ваши координаты от ваших друзей Андро и Лусио. Я интересуюсь снимками, которые вы сделали сегодня ночью на приеме, в связи с возможностью их приобретения, если, конечно, они… Ладно, очевидно, вы сейчас не в состоянии… Я попытаюсь застать вас позже, в любом случае вы можете найти меня по телефону 213-11-77… Меня зовут мистер Салливан… Жду с нетерпением возможности…

Этот тип делал паузы, совсем не считаясь с отсутствием абонента. По правде говоря, я и не отсутствовала, я просто была в отрубе, как те обрубки Йоко Оно. Пожалуй, тела Йоко Оно были более живыми, нежели мое. Я набрала номер Лусио. Он только что принял душ и так обрадовался моему звонку, что его просто прорвало – состояние весьма редкое для него, – да, он уже знал, что мистер Салливан звонил мне, он сам дал ему мой телефон! Этот парень настоящий богач, он купит у меня снимки – это точно. Я подумала, что он в лучшем случае предложит мне пять долларов за пленку – миллионер не будет миллионером, если станет тратить деньги налево и направо. И тут меня понесло, я прямо-таки размечталась не на шутку, представляя себе, что этот мистер Салливан наверняка хочет предотвратить нанесение вреда какой-нибудь особе, любительнице пойти на сторону, а вполне возможно, и своей собственной любовнице, которая случайно могла проявиться на негативах, но, как оказалось, дело было совсем не в том, чтобы скрыть чью-то там измену.